Рецензия на спектакль "Афинские вечера" (Драматический театр им. А. С. Пушкина)

От поколения - к поколению

- 07.11.2013 - Кристина Чекалева

Старость к правде ближний путь знает

(народная мудрость).

 

Прошлый театральный сезон Курский государственный драматический театр им. А.С. Пушкина закрыл спектаклем по пьесе Петра Гладилина «Афинские вечера». Приятным удивлением для зрителя стало то, что на фоне эпохальности предшествующих и последовавших премьер – «Мышеловки» А. Кристи, «Обыкновенной истории» И. Гончарова в инсценировке В. Розова, «Ромео и Джульетты» В. Шекспира – постановка нисколько не затерялась и не уступила в эмоциональной нагрузке. Режиссер-постановщик Сергей Коромщиков, поразительно и пронзительно точный в выборе музыки к спектаклю (об этом позже), так же точно сыграл и на струнах человеческой души, взяв за основу своей «симфонии» живую и трогательную историю, которая хотя бы одной из своих сторон коснулась каждой семьи.

Едва обретя своего зрителя, спектакль сразу стал почвой для споров над его жанром. И автор пьесы, Петр Гладилин, только поспособствовал этому, не окрестив свое произведение ни комедией, ни драмой – назвал просто «пьесой». Весьма справедливо: за два с половиной часа вы испытаете широчайший диапазон переживаний, среди которых будут и смех от души, и неподдельный гнев, и слезы облегчения.

Театр же именовал «Афинские вечера» очень правдоподобной комедией, несмотря на преимущество лиричных и остро драматичных сцен. Сергей Коромщиков объясняет: «Для меня узнаваемость ситуаций и есть источник комического: мы все знаем, как надо жить, а живем почему-то часто как НЕ НАДО. И это смешно. Только смех этот грустный». Достаточно вспомнить «Человеческую комедию» Бальзака, и споры вокруг жанра утихнут сами собой.

Все настроения постановки созвучны друг с другом, гармоничны и действительно правдоподобны в своей эклектичности. Следом за поистине страшной сценой, где отец безапелляционно настаивает на аборте дочери, следует вызывающая одобрительный смех сцена с лагерными замашками бабушки – единственно спасительными в сложившемся конфликте. И эта, казалось бы, несочетаемость совершенно не возмущает, не вызывает ощущения диссонанса, а лишь роняет камень напряжения с души.

Для визуализации времени действия и неторопливых ретроспекций на сцене театра вновь был использован видеоряд. На большом полотне героев сопровождали картины заснеженных улиц, приметы советской и дореволюционной эпох. Однако на этот раз не все составляющие видеоряда выглядели однозначно оправданными. Например, блины, со слайда иллюстрирующие разговоры о масленице, какими бы аппетитными они ни были, не показались необходимой составляющей. Особенно учитывая тот факт, что несравненная Анна Павловна «в прямом эфире» готовит на сцене блинчики настоящие.

Еще один неожиданный и любопытный факт, связанный с восприятием постановки, открылся нам в антракте. Наслушавшись от Анны Павловны рассказов о жизни интеллигенции, отдельные зрители вслух задавались вопросом: а в самом деле, хорошо или плохо знать негласные подробности из биографии известных литераторов? Мешает или помогает восприятию произведения знание о том, чем автор занимался в свободное время, как обращался с близкими или каким подлецом был? Таким образом, невольно или осознанно спектакль затронул и эту тему.

Уже упоминался мною поразительно удачный выбор музыкального оформления. Здесь и Астор Пьяццолла во всей своей красе (прогулки по заснеженным скверам), и «Реквием» Моцарта (экзальтированное поклонение Бориса Олеговича музыке), и «Время, вперед!» Свиридова (не забываем, что на сцене «далекие» 70-е), и – на чем особенно хотелось бы остановиться – концерт №1 для фортепиано с оркестром П.И. Чайковского. Именно Чайковского в финале играет на конкурсе Наташа. В науке есть такое понятие, как «музыкотерапия», согласно ему каждой музыкальной композиции приписывается определенное влияние на психоэмоциональное состояние человека. Так вот, произведения Чайковского используются в музыкотерапии для поднятия настроения и активности, они освобождают душу от страданий и неприятных воспоминаний. Совпадение ли, чутье ли режиссера – но именно эта музыка становится сочным, жизнеутверждающим аккордом для новой жизни Наташи, всей ее семьи и маленькой Анечки Гольденвейзер.

Из удачного музыкального ряда по своей актуальности не выбивается и «Metallica», под которую происходит сильное лиричное и сердечное примирение Бориса Олеговича и Антона, – ведь, говоря словами нестареющей песни, «And nothing else matters», то есть «А остальное неважно».

Преимущество пьесы в том, что здесь мало действующих лиц, и ничто не мешает нам разглядеть каждого.

Вот Наташенька (Елена Цымбал), талантливая пианистка и, в общем, хорошая девочка, которой едва исполнилось восемнадцать. Давайте смотреть правде в глаза: каждый подросток, и «хороших девочек» это тоже касается, рано или поздно начинает доказывать свое право считаться самостоятельным. Наша Наташа – примерная дочь, но она смело отстаивает свое право на «привилегию взрослых» - любовь, семью, и даже материнство, раз уж так сложилось. К тому же, стоит отдать героине должное, психологически она к этому почти готова, не считая страха перед вполне закономерным родительским гневом. Актрисе Елене Цымбал не впервой играть хороших девочек (отличница Рита Осипова в «Красавице Снежане» по пьесе В. Попова очень удалась). Наташа не эпичная, книжная героиня, а реальная, настоящая, живая – как добрая часть зрительниц спектакля. И в этом ее прелесть.

Вот Антон (Евгений Сетьков), возлюбленный Наташи. Несмотря на слухи вокруг его личной жизни, которые являются веским аргументом для Бориса Олеговича, Антон кажется нам порядочным молодым человеком. Да почему же кажется – таковым он и является! Он искренний и решительный в своих чувствах и намерениях, готов без лишних раздумий жениться на Наташе и изо всех сил старается достойно справиться с экзаменом на зрелость, который придуман для него Борисом Олеговичем, имеющим свои планы на ближайшее будущее дочери. Да вот только не все так просто решить с Наташиными родителями…

Вот родители Наташеньки – мама, Людмила Сергеевна (з.а. России Людмила Мордовская, з.а. России Галина Халецкая), и папа, Борис Олегович (з.а. России Александр Швачунов). Давайте взглянем правде в глаза еще раз: дети в любом возрасте остаются для родителей детьми. Предостерегая Наташу от возможных ошибок, выбирая для нее «большой» путь, мать и отец действительно желают ей счастья. Но, как и многие родители, не всегда помнят о том, что ребенку – разумеется, в разумном количестве – нужно набивать и свои шишки: может, он убедится в родительской правоте, а может, найдет свой собственный рецепт счастья.

Людмила Сергеевна и Борис Олегович живут в иллюзорных мирах. Если для отца этот мир – упоение высокой идеей, то для матери это самообман в том, что в семье все хорошо. А ведь на самом деле мать далеко не глупа – она не упускает ничего из виду. Но по-прежнему до последнего продолжает играть с собой в игру, и у актрис эта игра проявляется по-разному. У Халецкой Людмила Сергеевна изначально на грани истерики, она болезненно переживает все то, что происходит, но о чем в семье не сразу решаются говорить вслух. Повышенный тон, натянутая улыбка сигнализируют нам об этом. Признание Наташи о беременности становится отправной точкой для срыва, поэтому она, кажется, до последнего не хочет верить в то, что их родительские опасения оказались детским лепетом по сравнению с тем, что обнаружилось. Людмила Сергеевна у Мордовской, наверняка, с первого раза прекрасно расслышала неожиданное признание дочери. Но успокаивание самой себя и создание благоприятной видимости этой Людмиле Сергеевне дается хорошо. Она переживает происходящее более тихо, в глубине себя. Но это не значит, что изнутри эта боль разъедает ее меньше.

Александр Швачунов в роли Бориса Олеговича очень профессионально лавирует между комическими и драматичными сценами. Вот он грозный деспот, на которого зрителю хочется обрушить всю ненависть, а вот – совершенно растерянный и поколебавшийся мужчина, которому только и остается жевать капустный лист, потому что и ответить-то на этот раз ему нечего. Сцены отцовского своеволия поистине страшны, причем ужасает не столько абсурдное требование, чтобы Антон поклялся вырвать себе глаз от одной только мысли об измене, сколько психологически тяжелые сцены, когда Борис спокойным, обыденным – как за утренним чаем – тоном говорит Людмиле, что он уже договорился об аборте дочери (как у него легко и пустяково все решается!), или когда он с упоением и вожделением обрисовывает черты некой «мнимой любовницы», в которой Людмила, видимо, узнает черты вполне реальные…

И, наконец, приходит ОНА, чтобы разрешить все проблемы и заботы, дать возможность появиться новому человеку на земле и самой отправиться на заслуженный покой… вечный покой. Анна Павловна Ростопчина, бабушка Наташи, мама Людмилы Сергеевны, которая «была знакома с Ходасевичем и Горьким» и «знает двенадцать языков» (н.а. России Лариса Соколова, з.а. России Людмила Скородед). Урожденная аристократка, на которой оставило отпечаток испытание советскими лагерями. Дама преклонных лет, но с моложавой, задорной и очень доброй хитринкой во взгляде.

Бабушке проще всего быть третейским судьей: она прошла трудный жизненный путь; она была и не очень послушной дочерью, и строгой матерью. А теперь смотрит на сложившуюся в семье ситуацию с высоты прожитых лет, поэтому может понять всех членов семьи. Но ей противна мысль о том, что из нее хотят сделать живой пример для непослушной внучки, и бабушка достойно ставит на место Наташиных родителей, рассказывая им совсем не те морализаторские речи, которые они надеялись услышать. Бабушка гораздо охотнее научит Наташу любви, терпению, силе характера, умению оставаться собой и Человеком – как бы ни ломала судьба. Вот он, истинный опыт поколений – не в сухих хрестоматийных нравоучениях, а в переживаниях души, в умении жить честно и достойно.

Вот это неунывающее, благородное, поистине аристократическое достоинство, не сломленное испытаниями, изумительно проносит через весь спектакль Людмила Скородед. Лариса Соколова особенно хороша в том, как уютным, снисходительным – с высоты мудрости своего поколения – тоном она возвращает в семью то, что позволяет дому называться родным.

В спектакле очень много качественно выполненных эмоционально насыщенных сцен, где комическое граничит с большой трагедией, а за гротеском скрывается драма. Надрывная истерика матери, уже и не надеющейся предупредить конфликт, заговаривая всех рассказами о масленице, но по какой-то болезненной инерции продолжающей это делать, – и у зрителя сердце разрывается. Экзальтированное исступление отца, под «Реквием» объясняющего дочери постулат о нетленности музыки и бренности всего остального, – и зритель испытывает смешанное чувство то ли восторга от величия искусства, то ли страха от почти фанатичной самозабвенности этого исступления. Еще две потрясающих по своей силе сцены – это сокровенные разговоры бабушки и внучки. Зритель здесь становится соучастником очень личной беседы и не может не прочувствоваться ощущением оказанного ему доверия: ведь перед ним со всей чистотой сердца бабушка раскроет то, чего не открыла своей дочери, а внучка признается в том, в чем не может признаться родителям.

Перечень сильных душевных сцен этим не ограничивается. И если бы я задалась целью перечислить их все, то мне пришлось бы пересказать подробно весь спектакль – настолько трепетным оказался результат содействия режиссера и труппы, несмотря на кажущуюся незатейливость сюжета.

И пока зритель раздумывает после спектакля: «А что же происходит в моей семье?», мы с нетерпением ожидаем третью постановку, которую подарит нашему театру Сергей Коромщиков.

закрыть